Гребенников: «Снова прошу помощи... но уже другой». В.С. Гребенников. Советская Сибирь (Новосибирск), 10.01.1992, №5 (21609), с.3

Горькое мнение

Гребенников: Снова прошу помощи... но уже другой

В дни, когда растерянные народы с тревогой думают о том, что день грядущий (в свободном рынке) нам готовит, как-то быстро отошли в забвение и космические открытия, и Булгаков, и персональные компьютеры (помните — в каждую семью и школу!), и Продовольственная программа, и Солженицын, и конфеты, и партбилеты, и сберкнижки (и просто книжки), и Белый Бим с его черным ухом, и потрясения от землетрясений, и Высоцкий, и многое другое.

Оказалось, что все эти излишества позволялись совсем недавно лишь потому, что тогда, при проклятом социализме с его треклятым равенствам, все как есть, включая рабочих и кухарок, с жиру бесились, обижая тем самым уголовно запрещенных коммерсантов.

Любовь — тоже сентиментальность: теперь этим святым словом зовется совсем другое (например, 32 восточных способа любви). Ностальгия по родине — туда же, в соцпережитки. Например, я родился и вырос в ССОР, точнее в России, еще точнее — в Крыму, но родина моя вдруг оказалась за рубежом. Кравчук, спустя триста лет, так повелел. И никому нет дела до того, что у меня забрали Родину, которую я так и не смог показать своему внуку Андрюше.

Как быстро, однако, может одолеть всех эпидемия нравственной и интеллектуальной деградации! Убежден, что с таким вот багажом мы не только не вступим в вожделенный капитализм, а окажемся где-то в каменном веке, причем в худшей его каннибальской разновидности, и весь цивилизованный мир будет смеяться над нами, а затем, поняв, кто мы такие на самом деле, напрочь и навечно отгородится от нас, зачумленных тотально, стерильными (чтобы не распускать заразу) многослойными железными занавесами.

Труд нынче не моден, бесплатные школы и больницы вот-вот отойдут в прошлое, дружба и коллективизм, несмотря на то, что человек — существо искони социальное, тоже, мягко говоря, не в почете.

Все происходящее похоже на затянувшийся с перепою дурной сон: ведь не мог, не мог дать так запросто поработить себя огромный, многонационально-дружный (клянусь, было так!) народ, перенесший самую губительную из революций, лихолетье жесточайших сталинских репрессий, страшнейшую неравную войну с фашистами.

Милосердие к Живому, любовь к Природе как к таковой (а не только как к среде нашего выживания) оказались тоже в разряде соцпережитков: без эмоций уже воспринимаются ежедневные сводки об убийствах, в том числе и детей (что там какой-то доперестроечный котенок Васька в мусоропроводе!). Спешно роются гнуснейшего вида погреба на красивых аллеях и в скверах — и, упаси бог, не препятствуй, не посягай теперь на эту священную Частную Собственность! А над последними уцелевшими клочками Природы нависла смертельная угроза приватизации.

Пришлось из последних сил отстоять хотя бы некоторые из них в тех местах у Краснообска, где когда-то находились шесть наших микрозаповедников, ликвидированных в славные годы Перестройки. С грехом пополам, но кое-что получилось: институты земледелия, кормов, растениеводства Сибирской Россельхозакадемии восстановили у пяти из них оградки (какой ценой, помнят те, кто читал Комсомолку за 27 июля). А Новосибирский райисполком своим решением № 470 от 5 декабря 1991 г. утвердил три из них как памятники природы (степной, лесостепной и лесной, всего 3.5 га), и как экологические заказники (два лесных — 2,1 га).

На месте может показаться странным, почему два последних заказничка устроены впритык к мехдвору и гаражам. Но такое тоже важно изучать: как изменяется растительность, животный мир, почвы и все остальное не только вдали от городов и сел, но и под сильнейшим действием техногена, в соседстве с выхлопами, стоками, стройками, дорогами, свалками разной дряни — от строй-мусора до химикатов.

Мечталось — не так давно! — о большой, во всю область, сети таких мониторинговых (т. е. находящихся под многопрофильным наблюдением) биорезерватов, чтобы в каждом хозяйстве было 5—10 таких, очень разных, но уже неприкосновенных, участков. Многие из них, кроме научной ценности, имели бы ценность хозяйственную как накопители-питомники энтомофагов и опылителей (это не домысел, в Европейской России уже есть хозяйства, где этот биощит уже полностью и давно заменил пестициды).

Мечтам этим суждено остаться лишь мечтами, если наступит земельная анархия, экологический беспредел и всеобщая прокаженность. Вряд ли новоиспеченные фермеры-земледельцы, да и совхозы-колхозы, затаившиеся перед разгоном, что обещал им новый российский Центр, внемлют сейчас призывам ученых и публицистов. Буду несказанно рад, если ошибаюсь...

Или взять другую сторону нашей работы — известный многим читателям Советской Сибири общедоступный музей агроэкологии и охраны окружающей среды, сферораму Степь реликтовая, группу раннего эколого-эстетического воспитания и прочую гребенниковщину. На амортизацию занимаемых квадратных метров, отопление-освещение-материалы нужны деньги, но почему эти расходы должен был нести лишь институт земледелия и химизации, в котором работаю с семьей почти два десятка лет? Ведь посмотреть на эти объекты (и многому тут поучиться) ездит сюда вся область, а то и регион.

Вынужден бросить срочный клич меценатам: чтобы уцелели музей и сферорама, которые, заверяю, будут очень нужны потомкам (если их не оболванят вконец и не оставят голыми и духовно нищими), срочно нужны средства. И еще заверяю: в долгу не останемся, готовы поделиться обкатанными надежными технологиями и обучить кадры в следующих направлениях: выявление и организация резерваторов хозяйственно важных, редких, эстетически ценных организмов, вплоть до производства экологически чистой сельхозпродукции; интенсивное стабильное разведение и хозяйственное использование пчел-листорезов и местных опылителей люцерны и других культур для производства их семян (весьма доходное производство); продажа коконов опылителей (новое, еще более выгодное дело); изготовление сувениров в наших оригинальных техниках стереоживописи и биослепков; устройство музеев и уголков агроэкологии и охраны природы, а также дубликатов сферорамы Степь реликтовая.

Есть и другие направления: поделка и массовый выпуск недорогих сотовых болеутолителей, за считанные минуты дистанционно снимающих головные и многие иные боли, расширяющих носовые ходы, улучшающих зрение, гасящих нейродермиты (используется открытый нами эффект полостных структур — одно из проявлений волновых свойств материя); раннее эколого-эстетическое воспитание.

Так и быть, поделюсь и самой последней находкой — интенсивнейшим проявлением сотового эффекта по отношению уже к неодушевленным объектам в нужном направлении и на дальние (в сотни километров) расстояния.

Все перечисленное могу показать в действующем рабочем виде. Лишь бы — прямо сейчас — помогли материально.

На вопрос, почему этот гордый Гребенников с протянутой рукой обращается к тем. кого клянет как разрушителей и угнетателей (все остальные изныли в очередях за съестным и месяцами живут без зарплаты), отвечу так: может быть, кто-то из них крепко подумает о судьбе собственных детей и внуков. Через пару лет отплачу сторицей.

Предлагающих помощь не материальную, а лишь духовную, просьба не беспокоиться (и меня не беспокоить) — последней и так с избытком хватает.

Мои координаты: Краснообск, СибНИИЗХим, комната 581, телефоны 48-57-83, 48-42-45.

В. Гребенников

Руководитель программы Биорезерв НПО Земледелие.

Гребенников: «Снова прошу помощи... но уже другой». В.С. Гребенников. Советская Сибирь (Новосибирск), 10.01.1992, №5 (21609), с.3. Фотокопия