На муравьиных дорогах. В.С. Гребенников. Омская правда, 27.09.1969

На муравьиных дорогах

Верьте мне или не верьте, но не так давно я много месяцев жил среди существ, почти разумных, но совсем не похожих на людей, бродил среди построенных ими огромных городов с многотысячным населением, рисовал и писал их обитателей прямо с натуры.

Раскрою тайну сразу: я собирал материал для иллюстраций к книге профессора Мариковского — Маленькие труженики леса, — о самых, что ни на есть обычных рыжих лесных муравьях.

Но я нисколько не преувеличиваю: хотя насекомых наблюдаю много лет, все равно ощущение того, что я попал в совсем иной, фантастический мир, пришло ко мне сразу, только глянул сквозь стеклянную стенку искусственного муравейника в его недра. Но не только в таинственных подземных катакомбах творились удивительные вещи. На лесных полянах, опушках, даже городских пустырях, оказывается, тоже происходили необыкновенные события, участниками которых были мои маленькие натурщики.

Прибавилось записей в моем дневнике. Вот несколько страничек из него.

В траве на опушке леса темнеет небольшой земляной холмик-жилище так называемых черных лазиусов — мелких муравьишек, очень дружных в работе и шустрых в движениях. Между муравейником и молодой осинкой у края леса протянулось шагов на двадцать пять настоящее муравьиное шоссе. Узким ручейком — шириной не более полутора сантиметров — струятся муравьи в обе стороны, будто темная, слегка шевелящаяся лента лежит между травинок. Зачем муравьи бегут к осинке? Не носят ли что оттуда? Но мураши бегут туда и обратно с пустыми челюстями. Однако и без лупы видно: муравей, бегущий к деревцу, просто как муравей, ничего особенного, а вот у возвращающегося его собрата брюшко наполнено прозрачной жидкостью. Оно раздуто так, что темные сегменты разошлись, пленка между ними натянулась до отказа, и брюшко, огромное и круглое, просвечивает насквозь. Ясно, что муравьи заправляются где-то в конце своей трассы. Но где же?

Дорожка взбегает на ствол, и муравьи рассыпаются по веткам. Вот она, знаменитая молочная ферма муравьев, предмет восторгов и удивления биологов и писателей-натуралистов. На молодых листьях осины снизу кучками сидят тли. Толстые, голубовато-серые, они погрузили хоботки-иголочки в зеленую мякоть и перекачивают через себя сок. Именно перекачивают: на заднем конце тлиного туловища растет прямо на глазах светлая капелька! Тля приподымает брюшко, качает им направо-налево, и блестящий шарик отлетает далеко назад. Но до этого обычно дело не доходит: подоспевший муравьишко, деловито постукав тлю усиками, подхватывает ртом каплю и втягивает в себя. Жидкость сладкая: в древесном соке много сахара, но тле его столько не нужно, ей требуются какие-то другие вещества, вот и качает она целый день из растения живительный сок. И сколько бы его пролилось зря, если бы не отряды мурашей! Ладно, пролилось бы на землю, а то ведь все листья, заселенные тлями, сплошь были бы тогда покрыты липким, подсохшим на солнце сиропом, склеились бы, задохнулись и погибли.

Между муравьями, тлями и растениями давно установились особые отношения. Тля — насекомое, совершенно беззащитное. Фактически это мешочек из тонкой нежной пленочки, заполненный жидкостью, едва поддерживаемый хилыми ножками. Но ни один посторонний любитель тлей — будь то хищная божья коровка или личинка стрекозки-златоглазки — не посмеет сунуться туда, где пасется охраняемое муравьями стадо. Пастухи превращаются в свирепых вояк: мертвые хватки десятков пар острых челюстей, струйки жгучей кислоты, выпущенные из конца брюшка, немедленно отгоняют всякого, желающего полакомиться тлями. А вот когда тлей разводится слишком много, и растению приходится туго, рачительные хозяева запросто сокращают поголовье своего стада.

На охраняемом муравьями растении пасется стадо тлей, со строго регулируемым поголовьем. Путь сюда заказан и вредителям: вот и у нашей осинки все листья целы, без единого отверстия, невидно на них ни гусениц, ни личинок жуков-листоедов. Хорошо и растению, хорошо и тлям, которых не так и много, но зато они живут спокойно, под надежной защитой. Хорошо и муравьям, обеспечившим обильное питание своим личинкам. Согласитесь, неплохое содружество!

Но это тоже не дело — вечно воевать. Хитроумные и в общем-то миролюбивые лазиусы, если пастбища расположены на растениях не слишком высоко, строят специальные защитные навесы для тлей — просторные и удобные, ни дать, ни взять хлевы. Они вылепляют их из земли на манер ласточкиных гнезд прямо на стеблях трав. Разве кто-нибудь подумает, что внутри присохшего к травинке комочка грязи, совершенно неприглядного на вид, муравьиные коровы находятся на стойловом содержании. Трудно в это поверить, не правда ли? Но если на лесной опушке вам встретится травинка с таким непонятно откуда взявшимся сухим комочком грязи, не поленитесь нагнуться и осторожно вскрыть этот комок. Тогда вы увидите все описанное своими глазами.

Наблюдаемые мной муравейники и жилища других насекомых я обычно наношу на специальные планы, испещренные условными знаками и надписями: иначе можно просто заблудиться в огромной стране насекомых, и буквально через несколько минут потерять нужный для наблюдений объект. Адрес же муравейника, о котором сейчас пойдет речь, куда более прост: Омская область, город Исилькуль, совхоз Плодопитомник, главная поляна, самая высокая береза, у корней. Из-под кряжистого ствола этого заметного издалека дерева выползают муравьи — черные, как смоль, ярко-блестящие, словно только что начищенные крохотными щеточками. Это — лазиус фулигинозус. Фулигинозусы отличаются от своих собратьев прежде всего походкой: они выступают неторопливо, степенно, даже медлительно.

Здесь, у входов в гнездо, спрятанное глубоко под корнями березы, муравьиные ручейки сливаются воедино: черный многометровый шнурок, слегка шевелящийся и поблескивающий на солнце, пролег от дерева к центру поляны.

Вероятно, оттого, что марш совершается без суеты и спешки, в колонне муравьев — необычный порядок: она плотна, узка. Вначале колонна шествует по обнаженному корню березы, затем пересекает тропинку, протоптанную людьми. Здесь движение менее четко, но даже вокруг нескольких раздавленных подошвами муравьев нет беготни и паники, обычной для остальных видов в подобной ситуации. Дальше колонна растекается на два узких ручейка. Они ныряют в траву, вьются по прошлогодним сухим листьям, соединяются, вновь раздваиваются, проходят по оброненной кем-то бумажке, опять скрываются в траве, чтобы появиться уже на стволах молодых березок, растущих посреди поляны. И здесь, вдалеке от гнезда, медленно расползаются муравьи по веткам и молодым листьям, на которых сидят толстые зеленоватые тли.

Здесь тоже молочная ферма: у каждой тли даже небольшая очередь, крохотные дояры толпятся у своей зеленой коровушки, поторапливают ее, стукают усиками. Грузные молоковозы то и дело отваливают от тлей, заправившись соком, и осторожно, чтобы не упасть, спускаются по веткам вниз, к своей главной магистрали.

Но для меня удивительно не это: и муравьиных пастбищ, и муравьиных дорог перевидал я немало. Меня даже не удивляет необычайная стойкость привычек этих муравьев. Ведь черная живая дорожка проходила в точности по этому месту и в прошлом, и в позапрошлом, и пять, и десять лет назад. А первый раз — хорошо это помню — я увидел ее в юности, в далекие военные годы. Точнее, это было летом сорок третьего. И за двадцать шесть лет (а может быть и больше) фулигинозусы не изменили своего маршрута. Век рабочего муравья недолог, от силы года два. Пройдя сколько-то сотен раз по этому пути, муравей умрет, но по его пути пойдут собратья, в крохотных нервных узелках которых как бы постоянно хранится некая маршрутная карта. И конечно, оттого, что она сохраняется в памяти не одного муравья, а тысяч, она точна, подробна и совершенно неизменна. Может быть, она передается по наследству, но каким образом? Рабочие муравьи потомства не оставляют, самки же такими дорогами совсем не ходят...

Как бы то ни было, под корнями старой березы работает диспетчерский пункт с сотнями и тысячами запоминающих ячеек и бдительно следит за постоянством этого маршрута, за точностью его восстановления каждой весной — ведь листопады, снега и дожди меняют поверхность поляны до неузнаваемости.

Разгадать бы эту тайну муравьиных маршрутов!

В. Гребенников.