Жизнь мертвого дерева. В.С. Гребенников. Знание — сила, 1974, №2, с.15-17

Жизнь мертвого дерева

В. Гребенников

Лес не есть только общежитие древесных растений, он представляет собою общежитие более широкого порядка: в нем не только растения приспособлены друг к другу, но и животные к растениям и растения к животным, и все это находится под влиянием внешней среды.

Профессор

Г. Ф. МОРОЗОВ,

Учение о лесе

Пенек этот стоял почти в середине поляны, был высоким — ростом метра полтора (остолоп, как говорят лесники) — и очень старым: кора отшелушилась, отпала, поверхность стала гладкой, как у старинной скульптуры, обожженной солнцем и морозами и облизанной ветрами. Монументальность древнего столбика, картинно возвышающегося над густыми травами, не нарушали многочисленные дырочки в его благородной поверхности — большие и малые, круглые и овальные, с потемневшими от старости краями и совсем свежие, с крошками светлых опилок на дне. Я частенько сворачивал на ту поляну не только просто полюбоваться незамысловатым лесным монументом и погладить его теплую серебристо-розовую поверхность — нужно было еще и посмотреть, не прибавилось ли новых норок в старой древесине и что делают их хозяева и жильцы. Отдельные участки столбика были у меня зарисованы в блокноте, дырочки на рисунках пронумерованы, и хотя визиты мои к пеньку были нерегулярными, тем не менее уже накапливался интересный материал.

В старых крупных отверстиях, проделанных давным-давно личинками жуков-древогрызов — усачей и златок, — квартировала небольшая колония пчел-листорезов. Вот мохнатая труженица, похожая на домашнюю пчелу, только плотнее сложенная, подлетает к отверстию со странным грузом: зеленым овальным диском, вырезанным из свежего листа. Такие зеленые рейсы следуют друг за другом быстро, с интервалом в несколько минут: овалами этими обкладываются в глубине стенки тоннеля. Затем наступает пора желтых рейсов — пчела возвращается с пустыми лапками, но нижняя часть ее тела стала толстой и ярко-желтой: к специальной широкой щетке, занимающей весь низ брюшка, прилеплен плотный комок цветня. На подсолнечном поле, желтеющем вдали, идет вовсю заготовка цветочной пыльцы: жительницы колонии возвращаются сегодня — видно по полету — только оттуда. Но вот пчела пробыла в камере дольше обычного — это значит, что на поверхность провизии отложено яичко. Затем идут круглые зеленые рейсы — пчела приносит не овальные диски, а кружочки, которыми плотно закрывается крышка каморки. А потом опять носит по воздуху новую партию овалов... И так до тех пор, пока вся галерея не окажется заполненной.

В других отверстиях жили пчелки помельче, самой разнообразной внешности — мохнатые, гладкие, серебристые, рыжие. Они доставляли пыльцу по-разному: кто на мохнатых ножках, кто почти, целиком в ней вымазавшись. Сама пыльца была тоже разной — и желтой, и оранжевой, и даже серо-фиолетовой. Это означало, что насекомые посещали и обрабатывали цветки строго определенных групп или видов растений.

Кроме пчел, в глубинах пенька квартировали — или делали с помощью острых челюстей новые квартиры — осы нескольких видов. Черно-желтые насекомые с тонкой талией зависали у отверстий, кружили вокруг пенька и меня, а иногда я видел такое: летит оса прямо к столбику, прижимая к себе муху или жука — корм для будущих личинок, и скрывается с грузом в своей персональной дырочке.

Многочисленные тоннели и коридоры деревянного общежития были начинены самой разнообразной провизией: и вегетарианской — цветень, мед, и сугубо скоромной — пойманные насекомые. Это изобилие лакомств не могло не привлечь внимание маленьких нахлебников и дармоедов. Вокруг отверстий сновали и кружились разнообразные кукушки мира насекомых, готовые в удобный момент подсунуть в чужую ячейку свое яйцо. Армия прихлебателей была разношерстной: блещущие рубином и изумрудом осы-блестянки, тощие, с длинным хвостом наездники-гестерупции, голые, мраморно-узорчатые паразитические пчелы мелекты и номады.

Жизнь у пенька особенно кипела в жаркие дни. На древесине появлялись свежие дырочки, а в моем блокноте — новые обозначения.

Но вот случилась беда...

Кто-то пальнул в лесной монумент из дробовика. Наверное, немало бед натворили свинцовые горячие шары, грубо прошив аккуратные жилища обитателей старого ствола. Мои обозначения на планах стали бесполезными, так как все тут перепуталось. И я не стал больше сворачивать к заветному столбику.

Но прошел год. И какова же была моя радость, когда я еще издали увидел целый рой насекомых, кружащих у пенька! Дробовые пробоины сравнялись с природными отверстиями, и их теперь населяли многочисленные жители: пчелки нескольких видов, осы, таскающие сюда крохотных тлей, цикадок и гусеничек, и разное другое шестиногое и крылатое население. Выходило, что нет худа без добра и что насекомые нежданно-негаданно получили большую внеочередную партию хороших квартир. А то, что многие одиночные пчелы и осы испытывают острый недостаток в таком жилье, я знал раньше, наблюдая, как они по многу дней подряд тщательно обследовали каждую щелочку. Ведь теперь, когда спешат убрать из леса мертвые деревья, полостей, удобных для гнездования, становится все меньше и меньше.

Все это заставляет задуматься: что же такое мертвое или дряхлое дерево? Рассадник ли насекомых-вредителей, который надо немедленно пускать на дрова, ибо дырявая древесина больше ни на что не пригодна, или же это материал и продукт, в чем-то полезный для природы?

Вопрос этот очень сложен. Мы еще не в состоянии провести четкую границу между такими понятиями, как здоровое дерево, старое дерево, больное дерево; мы даже не знаем доподлинно, способны ли стволовые вредители напасть на абсолютно здоровое дерево. Ряд ученых считает, что энтоморезистентность (устойчивость к насекомым-вредителям) понижена только у ослабленных и больных деревьев, несмотря на вполне здоровую их внешность. Что же касается уже совершенно мертвых деревьев, тут споров нет — действительно, они дают иногда приют кое-каким лесным недругам.

Рис. Т. Перской. Вот она, лесная гостиница, о которой идет речь в этой статье.

Но мертвая древесина необходима лесу, и мы должны знать, кто из лесных обитателей не может жить без старых стволов, веток и корней, кого из них мы лишаем крова при санитарных рубках.

Вот далеко не полный список наших млекопитающих и птиц (о насекомых — разговор особый), которым жизненно необходимы мертвые деревья в лесу, чтобы строить в них убежища для себя и потомства.

Логова и гнезда под буреломом или под вывороченными корнями: бурый медведь, рысь, волк, росомаха, бурундук, многие мышевидные грызуны, землеройки, тетеревиные птицы.

Гнезда в дуплах: енот, куницы, европейская дикая кошка, сони, летяги, белки, летучие мыши; совы, удод, голуби, гоголь, луток, большой крохаль, галка, скворец, синицы, мухоловки, горихвостка, зорянка, воробьи, дятлы (хотя они и выдалбливают гнезда сами).

Что же делать, если санитарные правила требуют удалять мертвые деревья из леса, а в то же время они лесу так необходимы? Люди давно нашли прекрасный выход из этого положения. Искусственные гнезда-дуплянки — это вполне дешево, удобно, практично, и там, где эта мера широко используется, подразделения птичьих армий возвращаются в леса. И тогда человек, искусственно восполнивший недостаток птичьих жилищ, становится свидетелем небывалого размножения пернатых, причем количество их часто прямо пропорционально количеству искусственных квартир. В книге Биология лесных птиц и зверей приводятся такие убедительнейшие примеры: на Украине удавалось с помощью искусственных гнездовий доводить число птиц на один гектар леса до 252 пар; в ФРГ, в лесу, где на гектар приходилось в среднем две пары зябликов и пара славок, были развешаны гнездовья — по 62 дуплянки на гектар, и через год они были заселены более чем наполовину, а через 4 года — полностью. Успешно используются не только деревянные домики, но и прессованные из цементно-опилочных (ФРГ), цементно-асбестовых (Венгрия) и иных смесей; в дело идут даже пустотелые бутылочные тыквы (США).

То, что сравнительно легко достижимо в отношении мелких насекомоядных птиц, отнюдь не всегда выполнимо в отношении млекопитающих-древогнездовиков. Дело тут в тонкостях биологии зверей, зверьков и зверушек, нуждающихся не только в удобных квартирах, но и во многом ином. В захламленном лесу в изобилии размножаются лесные мышевидные грызуны, а это привлекает сюда горностаев, ласок, куниц и сов.

А много ли четвероногих и пернатых вы встретите в ухоженной, очищенной лесопосадке, состоящей сплошь из одинаковых, здоровых деревьев? Их внешнее здоровье оборачивается иногда великим злом, невесть откуда взявшиеся легионы лесных вредителей размножаются до невероятия.

Но и с вредителями не так все просто. Старые ходы древогрызущих насекомых — не только след бывшего вредительства. Это явление, очень нужное природе. Когда я рассказывал об обитателях лесного пенька, то готов был к вопросу: а что толку от каких-то диких немедоносных пчел, малоизвестных ос и каких-то букашек, зачем нам заботиться об их благосостоянии — перебьются и без квартир, а вымрут — так невелика беда. Но это далеко не так. Дикие одиночные пчелы нужны не только сами себе и некоторым чудакам-энтомологам, но и многочисленным растениям, которые они опыляют. Связь эта бывает настолько прочной и в то же время тонкой, что если нет одного определенного насекомого, то растение не будет плодоносить. Вспомним, что именно им, насекомым, мы обязаны появлением на планете всех покрытосемянных растений. Председатель секции пчеловодства ВАСХНИЛ профессор А. Н. Мельниченко на VI съезде энтомологов привел многозначительные данные: сельское хозяйство нашей страны недобирает урожая семян и плодов на сумму более 2 миллиардов рублей ежегодно только из-за того, что плохо организовано опыление растений насекомыми.

Надо сказать, что диких опылителей можно с успехом одомашнивать. Один вид пчел-листорезов, особо отличившийся при опылении люцерны и способный намного повысить урожаи семян этой ценной кормовой культуры, успешно разводится в промышленных масштабах в США и Канаде, использовавших предложения советского исследователя С. И. Малышева, который сконструировал оригинальные гнездовья. Теперь эти дырчатые гнездовья сотнями тысяч штампуются из пластика, цилиндрические их полости при хорошей постановке дела оказываются сплошь забитыми зелеными колбасками листорезов — неожиданных по трудолюбию помощников земледельца. Так что буквальная имитация материала со старыми ходами древогрызов и не обязательна, важны другие качества: диаметр тоннеля и его глубина.

Кстати, очень нужны насекомым-опылителям не только старые стволы, но и мелкие ветки с мягкой сердцевиной, как у ежевики, и сухие полые стебли кустарников и трав. Эти каналы заселяются многими видами ос и пчел; очищая лес от мелких остатков, мы должны позаботиться и о том, чем заменить эти квартиры. Пучки тростника или веточек, подвешенные в укромных местах, могут быть одной из таких мер.

В мертвой древесине самостоятельно выгрызают большие гнездовые полости пчелы-плотники — крупнейшие представители мира пчелиных, и литурги — пчелы, родственные листорезам. А в дуплах охотно селятся разные общественные осы, в том числе шершни, а также дикие (и одичавшие) рои медоносных пчел, предки которых проживали только в таких — и никаких других — квартирах. Впрочем, ведь и современный улей — это не что иное, как модернизированное дупло. А если в дупле, уже служившем птичьим жилищем, есть старая мягкая выстилка от гнезда из сухой травы, шерсти и перьев, то его с удовольствием заселит семья шмелей.

Сухостой и - валежник нужен еще многим шестиногим обитателям леса. На делянках, откуда тщательно убираются остатки мертвой древесины, перестают гнездиться такие активные хищники, как муравьи-древоточцы — самые крупные муравьи нашей страны, лишаются излюбленных естественных обиталищ многие виды муравьев, принадлежащих к родам формика и лазиус, личинки верблюдок, тоже отменные хищницы, личинки красивейших жуков бронзовок и многая иная живность, участвующая и в истреблении растительноядных насекомых и в почвообразовательных процессах. По-видимому, не зря многие современные ученые считают, что нетронутые, неочищенные участки леса окажут в целом благотворное влияние не только на соседние лесные массивы, но и на. окрестные поля, куда будет перекочевывать полезная фауна, ведущая свой род именно с захламленных участков леса.

* * *

Так рубить или оставлять мертвое дерево?

Прежде всего, его нужно изучать. Изучать основательно, вдумчиво, всесторонне, много и широко экспериментируя; видимо, в этом — залог самых мудрых решений.

А я мечтаю вот о чем. Заревут самолетные турбины, поплывут снизу облака, дороги, леса; а потом я со своим старым, потертым рюкзаком уйду через поля и перелески широкой Западно-Сибирской равнины. Там, на неприметной полянке, среди высоких трав стоит, как монумент, высокий серебристо-серый пенек, вокруг которого вьются пчелы и осы. Наверное, теперь нелегко будет опознать старые норки по давним пометкам в блокноте. Но ничего: я достану из рюкзака странные на вид предметы со множеством дырочек по бокам — искусственные гнездилища, разъемные блоки которых сделаны из дерева, и из пенопласта, и даже отлиты из гипса — пришла однажды такая идея. Прилажу их к столбику. Какой из номеров придется по вкусу тем или иным обитателям лесной полянки — покажет опыт.

Беспокоит меня только вот что: уцелел ли тот старый дырчатый стволик? Не срубили ли его, не сожгли ли в костре уютную лесную гостиницу вместе со всеми ее жильцами?