В стране степных закатов. В.С. Гребенников. Альманах Природа Прииртышья (60-летие Омской области), редактор В.В. Зензин, Омск, 1994, випуск 1-2

В стране степных закатов

(Рассказ В. С. Гребенникова для журнала Природа Прииртышья о флоре Исилькульского района)

Более месяца известный ученый-эколог Виктор Степанович Гребенников, сотрудник Новосибирского НИИ, гостил в Исилькульском районе. Цель его командировки — исследования в экологических микрозаказниках, основателем которых по праву считается он сам. Кроме того, за этот месяц он многое сделал для отдела экологии и природы местного музея: написал масляными красками и акварелью несколько крупных панно с портретами крохотных, но удивительно красивых обитателей здешних биорезерватов, краснокнижных растений, пейзажей экологического цикла Исилькульские времена года, сделал биослепки с растений и животных (этакие документальные цветные горельефы — его придумка), провел семинары со взрослыми и занятия с детьми. Ну, а помощником ученого был его восьмилетний внук Андрюша...

***

...Исилькуль утопал в зелени. Пышно разросшиеся за десятилетия ивы надежно закрывали облупившиеся за годы перестроек дома, а буйствовавшие на пустырях, задворках и в канавах пампасы высоченного ядреного тростника еще более надежно скрывали и декорировали крупные и мелкие свалки и прочие свинства. К слову, тростник — лучший очиститель наимерзейших и наиядовитейших стоков, вдобавок зелен, густ, высок и красив, так что совершенно зря его пытаются тут выкашивать, тем более все равно за ним не угонятся... В погибшем было от промстоков маслосыр комбината (Тут очень вонюче — записал внучок в свой экологический дневник) Городищенском озере — а это в черте города — сие удивительное растение захватило половину усохшей акватории, и мы дивились тому, что между тростниковых зарослей уже домовито плавают, попискивая, лысухи, смело приводняются утки разных видов, а в воде шныряют красивые голубые рачки-бокоплавы и другая пресноводная живность..

Но растение растению рознь. Когда-то я предупреждал местные власти: березовые рощи в хозяйстве Мичуринское (Питомник) погибнут, если не остановить разрастание под ними подлеска из караганы (желтой акации), никогда в этих местностях ранее не росшей, но используемой для железнодорожных и парковых посадок — красива, быстро растет... Увы, не вняли. Карагана захватила большинство березовых рощ хозяйства, особенно по югу и центру, и выделяемые ею фитонциды погубили не только травы под деревьями, но и сами березы; теперь там — сомнища страшных белых скелетов, ходить небезопасно: схлопочешь мертвым, но увесистым бревешком по голове...

Как агроэколог, я немедля одобрил инициативу нынешнего руководителя хозяйства — генерального директора ТОО ATM А.Г. Власова — вырубить-выкорчевать эту иноземную нечисть, равно как и наступающий на наши беззащитные русские березы нахальный американский клен (ведь ни один его листочек не повреждают у нас вредители!), южный карагач, и даже вроде бы милые сердцу вяз и жимолость, но тоже затеняющие и захимичивающие остатки аборигенных лужаек, опушек и рощ. Исилькульские зеленые, особенно из пожилых, сразу ополчились: губите природу! Нет, чтобы посмотреть в корень...

А тот же Власов вокруг крохотных моих микрозаповедничков на своих землях взял да и заповедал огромную, по моим меркам, площадь в 80 гектаров — с остатками реликтовых типчаковых, злаковополынных, солончаково-дерновых, разнотравных степей и лугов, колков, старинных посадок и прочих чудесных уголков Природы, и сейчас готовит материал для утверждения в Омске памятника природы областного значения Реликтовая степь. Мало того, учредил у себя (это впервые в хозяйствах всего региона!) штатную должность агроэколога и вскоре командирует его (точнее ее, это моя бывшая ученица Галина Михайловна Левина) с главным агрономом хозяйства П.Н. Минайло к нам в Новосибирск на стажировку. И еще устраивает у себя музейчик и лабораторию агроэкологии (ну, как я тут могу помочь?!).

К слову, при объезде хозяйства я показал Александру Григорьевичу удивительный объект, регулярно наблюдаемый мною аж с начала войны, то есть 53 года (мало кто из экологов похвалится таким сроком наблюдений!) — семью муравьишек редкого вида Лазиус фулигинозус, гнездящуюся под корнями старой березы — черных, блестящих, медлительных, пахнущих озоном, из десятилетия в десятилетие придерживающихся одной и той же протоптанной ими тропиночки шириною в полсантиметра, проложенной через большую поляну. Их жгли, топтали, заливали бензином, водкой (было время, когда водку можно было вот этак выливать!), палили в сердце муравейника дробью, но семья жива-здорова и неспешно делает свои важные трудовые дела и по охране природы, и по воспитанию потомства. Эх, нам бы вот так! Живые замечательные натурщики так и просились на холст, и мы с Андрюшей едва успевали делать все эти дела. А нужно было поработать и в Камышловской долине (увы, священный для меня — по юности — крутой берег Каменного озера стал безобразной километровой свалкой для жителей Солнцевки, славящихся своей немецкой аккуратностью и чистоплотностью), и на степном юге района, и в разных других местах. Ко второй половине июля все стены нашего музейного зала экологии (увы, с протекающей крышей) были завешены экспонатами, столы заставлены витринами со стереоживописью (особый, придуманный некогда мною вид искусства), посудинами с громко стрекочущими кузнечиками, коих Андрюшка сумел приручить и кормил с рук сладостями с так называемого назарбаевского рынка, уписываемыми ими за обе щеки (вернее, за обе жвалы); они великолепно поз перед телекамерой.

Небольшое отступление. А поскольку перед ремонтом здания большущий зал экологии был пуст, тут мы и жили. По части питания нас шибко выручал, как его здесь прозвали, назарбаевский рынок. Ежедневно в полдень петропавловская электричка выплескивала прямо к нашему музею (бывший клуб железнодорожников) огромную толпу мешочников из Булаева и прочих заграничных поселков и деревень. Торговцы тут же выкладывали свой товар, большей частью добротный — свежие батоны и буханки по 200 рублей, яйца (большущие, домашние с темно-золотистым желтком) по 500, густющую сметану, свежие овощи и так далее. Навстречу им устремлялись исилькульцы, и все это в считанные минуты разбиралось. В этот час безлюдно было на местном базаре, и в магазинах — хлебных и прочих продовольственных. Я дивился сей глупости президентсвующих нынче (надолго ли?) обкомовцев — а может, это и приятно, когда твоим именем называют такой вот рынок — и снова за мольберт и микроскоп...

Меня поразило наличие (и отменная работа) в Исилькуле своей студии телевещания. Приезд Гребенникова она отметила следующим сюжетом: было показано, как мы с внучонком расписываем огромную стену в фойе, изображая на ней картину степного заката (благо у меня сохранились этюды пятидесятых) — я пишу кистью ... потускневшее огромное Солнце, величаво опускающееся в голубоватую мглу, нависшую над бескрайными степными просторами (цитата из моей первой исилькульской книги Миллион загадок, 1968), Андрюша набрасывает углем кусты и кочки переднего плана: от изо бражения сего божественно — космического зрелища камера едет вверх, к потолку фойе, в коем зияет огромнейшая полувековая дыра, из которой гнилые балки вот-вот свалятся как раз на голову этого самого Гребенникова и прибьют его, может, прямо сейчас, в кадре. К счастью, для меня и Андрюшки, этого пока не случилось; а некоторые, наверное, жалеют: уж очень он активно тут заработал, приехав, взбудоражил, подгоняет, а мы, мол, так не привыкли, зарплаты нам и так идут...

Господа хорошие, земляки дорогие, еще и еще раз вам говорю: вы живите себе наиспокойнейше, в привычном режиме, а Гребенникову тому 68-й год пошел, при предрянном здоровье. И то, что он — по договору! — не успеет сделать тот же Закат в степи, макропортреты насекомых, стереооблоки, сферораму Окрестности Исилькуля пятидесятых годов — не выполнит более ни один художник-эколог на свете (неохота хвалиться, но это, увы, так). Вот отсюда и торопливость, и просьбы — пресмыкания перед богатеями заделать хотя бы крышу над моим залом экологии — но нет, капремонты так не делаются, да и средств на все эти дела вроде бы и в области негусто; впрочем, это уже не мое, новосибирца, дело, а омского областного комитета по культуре и искусству, финансирующего штат научных сотрудников и прочие статьи этого большущего здания музея.

Тем не менее мы в торжественной обстановке провели в зале экологии первую школу-семинар здешних биологов, конференцию методистов станции юннатов, благородное собрание потенциальных спонсоров (под телекамеру велеречивое, а на деле оказавшееся пшиковым), экскурсии связистов, медиков, школьников. Но, увы, в связи с течами в крыше эту нашу экспозицию пришлось потом перевозить в Мичуринское, где и будем в будущие приезды из Новосибирска работать в дальнейшем для районного музея (кавычки не относятся к его сотрудникам, а означают лишь дыры в крыше и потолках, а также фасад с колоннами, живо напоминающий только что взятый нашими рейхстаг в мае сорок пятого). Удивительно только, что к этим руинам все здешние как-то тут притерпелись, привыкли, сроднились; впрочем, за тростниковыми пампасами, да за густыми ядреными ивушками в вечерний час рейхстаг даже романтичен... А вчера тут, в исилькульских краях, особенно когда наблюдаешь закат с железнодорожного моста или топаешь степной дорогой многие километры, чудо как хороши и величавы. Идем вот так со внуком, а над нами летят, как и в былые годы, две добрые старые провожатые — совы. Это они высматривают выпугнутых нами грызунов, но мы предпочитаем вообразить, что они оберегают нас от неких злых сил...

Исилькульское ТВ не ограничилось показом сюжета Закат в степи и дыры на крыше, а заинтересовавшись всей этой моей гребенниковщиной, начало съемки сюжетов к предложенной мною серии фильмов цикла Природа уходящая. Представьте громадное соцветие зонтичного растения, вместо цветов на котором — золотисто-пестрые бабочки сплошь почти без промежутков, и все соцветие шевелит крыльями.

Где это, в тропиках? Нет, под исилькульской деревушкой Новодонка, в одном из наших степных заказничков, организованном в 1989 году (спасибо директору хозяйства Украинское В.М. Эйсмонту!). Не косить кусочек природной луговинки пяток лет — и наступает тут растительно-насекомье-птичье-зверушечий рай, в чем исилькульские телезрители убедятся (или уже убедились) наглядно; а, может, и всей области этот фильмик покажут.

А вот в кадре — золотые жуки бронзовики, увы, тоже вымирающие, но тут процветающие и тоже позирующие и художнику, и видеооператору. На белых цветах таволги — ало-красные жуки огнецветки, тоже кандидаты в Красную книгу, и прочие красавцы и красавицы, любоваться которыми предстоит теперь не только нам с внуком, а и всем телезрителям. Едем в старый мой биорезерват, что вхозяйстве Лесное. На выезде из Исилькуля, у новехонькой таможни, несколько здоровенных молодцев в форме (им пахать бы в поле), зевая, коротают время, изредка от скуки проверяя одно-другое авто; нас, правда, не задерживают. Кому, зачем и для чего эти дорогостоящие дурацкие перегородки, когда на глазах разваливаются наука, культура (похоже, что исилькульский музей из руин так и не вылезет,) да и вся страна, заполняемая (внутри!!) таможнями, назарбаевскими рынками, бездельниками и нищими?

Тем неменее моя первая Страна насекомых процветает, приводя в неописуемый восторг моего внука, по праву наследства считающего ее своею уже несколько лет; хорошо, если бы так случилось. Как бы то ни было, директору хозяйства Лесное — Николаю Лукичу Талону — огромное спасибо за сохранение этого уникальнейшего уголка, частицы уходящей от нас Природы. Так или иначе, 22 июня 1994 года в Исилькуле начал свою многостороннюю работу эколого-эстетический центр — с большой уже сетью биорезерватов в трех хозяйствах, с кураторством над двумя (по меньшей мере) музеями, с постоянной рубрикой в районке, с новым циклом по ТВ, с выставками, семинарами и конференциями.

И великое счастье, что многолетний труд по пропаганде и охране природы оценили в Исилькуле, если не новоиспеченные богатеи, то, по крайней мере, представители государственной районной администрации, и дают зеленую улицу этим нашим делам в меру своих более чем скромных материально-технических возможностей.

Земной за это поклон главе районной администрации В.И. Королеву, его заместителям Ф.Ф. Белокурову, А.М. Голубю, простившим-таки Гребенникову — домогателю и сутяге — эти и иные его мелкие земные грехи (ау кого их нет?) ради спасения Природы для внуков и правнуков сегодняшних исилькульцев! Да и всем, кто нам там помогал (их в Исилькуле очень много) — большое спасибо!

Да, еще одно приятнейшее воспоминание. Рукопись моего двухтомного документального автобиографического романа Письма внуку (на издание его у меня денег нет, спонсоры же, в том числе исилькульские, поглядев по-бараньи на новые ворота, показали фигу) приняла на вечное хранение Исилькульская библиотека (областная, увы, не среагировала), что произошло торжественно, тепло и дружно. Быть может, через сотню-другую лет, когда в замордованной нашей стране возродится такая важная часть культуры, как книгопечатание, эту мою работу издадут, и читатели узнают, как и чем жили исилькульцы — а книга эта не о природе, а о людях — в далекие, трагичные и по-своему романтичные военные годы — узнают документально, до мелочей.

Но это, как говорится, совсем другая история...

...P.S. Последняя новость, которую можно назвать хорошей. Как водится, в своем отечестве с пророками (то есть понятливыми благодетелями) не густо, и пришлось, смирив гордыню, побираться по заграницам, большей частью тоже без толку. Но тут повесточка: международная экологическая организация 13АН известила меня о том, что на наши эти гребеиниковские дела — новосибирские и исилькульские, т.е. на проект Биорезерв — выделен гарант в 3 тысячи долларов. А именно — на поездки, музейничанье, ограждения и знаки в заказниках, кой-какие полевые работы. А я ждал помощи и понимания от наших родных сибирских денежных воротил, чьим детям и внукам все равно понадобятся и Природа, и Красота, и Добро, как бы они их ни завлекали своими нравственно и физически убогими бизнес-идеалами....