Жил-был художник. Э. Графов. Советская культура, 16.04.1976, №31 (4935), с.6

командировка по письму

Жил-был художник

Исилькуль — хрустящий снегом городок. Небо выбелено морозом. Сквозь дома просвечивают дали. Со всех сторон подступает тишина. Здесь жил Виктор Степанович Гребенников. Теперь он здесь не живет. Уехал в Новосибирск. Видимо, навсегда.

Много лет назад организовал он здесь первую в Западной Сибири сельскую детскую художественную школу. Трудно было добиться этого, перебороть вполне объяснимое недоверие: с чего это вдруг да у нас в Исилькуле художники разведутся, не снег — из облачка не насыплет. Создавать на голом месте то, что потом окружающие привычно принимают за должное, — это ведь изначальный человеческий дар, с которого начинается абсолютно все. Сейчас в художественной школе обучаются на полном духовном довольствии 120 ребятишек.

А потом Виктор Степанович уступил свое директорское место. И не только потому, что хлопоты замучили. Но и потому, что пришла к нему страсть, поглотившая и мысли, и чувства, и время. До сих пор он участвовал в выставках как живописец, график. В свободное время, в пору летних отпусков он стал уходить в леса, в поля, наблюдал насекомых. Создал близ Исилькуля заказник шмелей, где изучал жизнь столь загадочных существ. В этот заказник к нему присылали на практику студентов. И все это вылилось не только в научные работы, но и в удивительные художественные открытия.

1970 год, Воронеж — персональная выставка работ на шестом съезде энтомологов.

1975 год, Ленинград — персональная выставка работ на седьмом съезде энтомологов.

1975 год, Москва — персональная выставка на восьмом Международном конгрессе по защите растений. Виктор Степанович Гребенников награжден дипломом и медалью.

Сам я выставку в Москве повидать не сумел, но уже тогда слышал о ней самые восторженные отзывы. Помню, ёще подумал: вот бы о таком человеке очерк написать. Но меня, не теряя времени, опередили сразу несколько коллег из других газет и журналов.

Однако нежданно-негаданно мне все-таки уже теперь придется писать об этом человеке. Но, к сожалению, не столько о нем, сколько о том, что произошло вокруг него.

В редакцию пришло письмо:


Уважаемые товарищи!

Моя любовь к природе не нравилась раньше моим коллегам из детской художественной школы, не нравится и сейчас. Хуже того, эту нелюбовь они сумели обосновать, приклеив к моим работам ярлык мещанских и дилетантских. Представляете, как тлетворен такой подход именно сейчас, когда люди очень нуждаются в новых формах пропаганды природы, вплоть до художественных.

Омская организация Союза художников РСФСР и Омский краеведческий музей любезно предложили мне устроить в Омске выставку, которая экспонировапась на VIII Международном конгрессе по защите растений. Приглашение земляков-омичей я счел естественным, готовился к выставке по приезде из Москвы, тем более, что Омская правда сообщила о предстоящей выставке. Устройство и транспортировка экспонатов — дело трудное, забирает много энергии, времени, но омичам я отказать не мог — живу на омской земле с 1941 года. Для меня выставка была важна еще и тем, что в связи с ней должно было состояться голосование членов омской организации Союза художников РСФСР по поводу моего заявления о принятии в члены союза.

И вдруг я узнаю, что Омское областное управление культуры отменило выставку по той причине, что мои научные и художественные находки... к культуре отношения не имеют. Неужели же в области прислушались к мнению моих исилькульских коллег! Как же так можно! Почему изображения мирных золотых жуков и бабочек могут вызвать в людях столько неприязни!

Я уезжаю из Исилькуля в один из новосибирских институтов, где мне предложили работать заведующим музеем. Это очень лестное предложение. Но мне не хочется расставаться с Исилькулем. Здесь же все начиналось. Мне нужен лес, поле, а не городские улицы. И тем не менее приходится уезжать.

В. С. Гребенников.


Пожалуй, я нарушу хронологию своей поездки и начну рассказ с Исилькуля. Что же так не устраивает в творчестве Гребенникова братьев-художников?

В первую очередь встретился я с Геннадием Александровичем Денисюком, директором некогда основанной Гребенниковым детской художественной школы. Крепко сбитый, напряженный человек, со мной он доверительно-непримирим:

— Какое там творчество! Таких, что букашек рисуют, пруд пруди. Самодеятельность! Даже если его приравнять к профессионалам, скажем, к Кибрику, он же окажется полной посредственностью.

— У Кибрика несколько иной материал...

— Какой там материал! Если сесть, этим заняться, так и трудности даже малой не возникнет. Просто он со своим образом насекомого в струю попал, пристроился: как же, охрана природы.

— Значит, образ насекомого — удел ремесленника?

— Он же ограниченный самоучка. Он же у нас и учился, как-никак, мы все институты кончили. И, поверьте, не букашками там занимались.

Что касается того, кто у кого и чему учился, то тут небезынтересен будет разговор с Василием Ивановичем Повилягиным. Василий Иванович некогда сменил Гребенникова на посту директора. Василий Иванович был тоже весьма энергичен в высказываниях:

— Выставка есть? Нет. Была бы, вот и путь в Союз художников. Признание через зрителя. Вот и весь путь признания. Какой может быть о нем разговор как о художнике?

— Василий Иванович, вы местный?

— Да.

— Это правда, что вы ученик Гребенникова, что он вас мальчиком за руку в эту школу привел?

Василий Иванович, как мне показалось, смутился:

— В общем-то, конечно, да.

Оба собеседника, к сожалению, оказались людьми недоброжелательными. Дело личное, тут не надоумишь. Не берусь и спорить с ними в творческих вопросах. Но меня задело другое, нечто выходящее за рамки компетенции мастеров кисти и резца. Я имею в виду небрежное отношение к дару другого человека, пагубная самоуверенность неведения. Не понимаю — значит не нужно. Не видел — значит неправильно. Какой еще там жук? Вот лошадь — это я понимаю. Ноги, хвост, голова — все на месте, и цвет похож. А если лошадь нарисовать еще и синей, то и вовсе в гении махануть можно. А жук — это ненужно, непонятно. Почему это я его не разглядел, а он там что-то разглядел?

Да простится мне такое сравнение: что мы знали о космосе, пока не увидели его пристальными глазами космонавтов? Тоже, вероятно, можно было сказать: ты мне дерево нарисуй, с листочками, а космос — это мне непонятно, черный он там или голубой. Самоуверенная радость отрицания того, чего не знаешь, не понимаешь, активное равнодушие к неизведанному. Думаю, что бывшим коллегам Гребенникова просто в голову не пришло бы, скажем, создать сельскую детскую художественную школу там, где ее не было и вполне могло не быть. Они просто приходят потом и становятся директорами.

От коллег Виктора Степановича Гребенникова зависела лишь антидуховная сторона вопроса — обстановка, которая вынудила его покинуть место, с которым он сроднился. Но нас с вами интересует и встреча с людьми, от которых зависят и так называемые организационные вопросы: судьба выставки, прием в члены Союза художников. Именно за этим и приглашаю вас в Омск.

Председатель правления омской организации Союза художников РСФСР Анатолий Алексеевич Чермошенцев:

— Каждому художнику приходится доказывать свои позиции. За последнее время к Гребенникову пришла полоса известности. Правда, он не имеет высшего образования, но разве в этом дело? Искусство ли это? Я бы сказал так — прикладное к науке искусство. Конечно, ему надо дать выставку, и тогда мы, судя по настроению в нашей организации, примем его в союз.

Директор краеведческого музея Людмила Владимировна Иржичко:

— Я могу сказать о Гребенникове только самое замечательное. Это уникальный художник-анималист. Выставку нужно сделать, и обязательно, в этом я совершенно убеждена. Мы готовы помочь деньгами, стендами. Как же так, Воронеж, Ленинград, Москва восторгались, а омичи не видели?

Самый долгий разговор был у нас с начальником Омского областного управления культуры Ниной Никандровной Бревновой. Она с уважением говорит о Викторе Степановиче как о человеке.

— Ну, а как художник? Не знаю, мне трудно судить. Наверное, это представляет ценность. Если бы приняли в Союз художников, криминала бы не было.

В результате нашего разговора была изыскана конкретная возможность. В июле — августе в Омске состоится выставка работ Виктора Степановича Гребенникова.

Видите, какие приятные состоялись разговоры в Омске? Оказывается, Виктор Степанович совсем напрасно прислал в редакцию такое взволнованное письмо. Оказывается, никого — против.

Но никого и за!

Что-то вроде мягкой стены получается. Бьешься о нее — не больно. И даже синяков не остается.

Я слышал, в частности, от заведующего отделом культуры Исилькульского райисполкома Геннадия Рудольфовича Гензеля сетования на то, что Гребенников — человек непростой и нервный. Так что же плохого в том, что он непростой? Был бы простым, так рисовал бы лебедей и продавал их на базаре. А вот почему нервный — в этом, право же, стоит разобраться.

Человек самозабвенно изучал неведомый нам малый мир и воспроизводил его для нас. Вот и вся непростота? Позвольте сослаться на члена-корреспондента ВАСХНИЛ Эдуарда Леонардовича Климашевского, директора того института, где сейчас работает Гребенников:

— Таких художников раз—два и обчелся. Он видит лучше, чем мы, а с этого, наверное, и начинается настоящее искусство в его не прикладном, а настоящем значении. Таких людей надо беречь.

Это говорит не только крупный ученый, но и большой знаток искусства. Так за что же Гребенников был вынужден непрерывно выслушивать невыносимые прения о том — искусство он создает или нет, натыкаться на откровенное недоброжелательство.

Речь идет об определенном достоянии нашей культуры. Не берусь категорично судить о его ценности. Но ценность-то несомненная, богатство-то редкое. И эта ценность принадлежала омичам, небольшому городу Исилькулю. А он ее не сберег. В Омске на 1976 год намечено 16 выставок — и казахских, и венгерских, и самодеятельных художников, и так далее. И каждая из них, очевидно, интересна. Однако такой список можно увидеть в любом областном управлении культуры. Но только в Омске могла бы быть выставка работ художника-омича Виктора Степановича Гребенникова. Так как же не дорожить своим, кровным, относиться к нему с небрежением и расточительностью?

Секретарь Исилькульского райкома партии Леонид Афанасьевич Диканов сказал мне:

— Как жаль, что он уехал. Удивительный человек, настоящий натуралист и настоящий художник. Летом мешок за плечи и неделями бродит по полям, лесам. Мне говорят: ничего не кончал. Но ведь есть же дар от природы. Чего уж дороже!

Чего уж дороже! Хоть эта статья и не о Викторе Степановиче, а о тех, кто его окружал, все же мне хотелось бы немного познакомить с ним читателей.

Я еще загодя пытался угадать — какой он? Земляной боровичок, который на недели уходит в лес с котомочкой к своим жукам-паукам, хитроватый самоучка, не выхоленный высшим образованием? Или, наоборот, замкнутый эстет, удалившийся от человечества в мир насекомых?

Интуицию постиг крах. Он оказался неким третьим, которого я давно знаю, который волновал и согревал мое детство. Он оказался энтомологом из романов Жюля Верна. Совершенно поглощенный своим делом, увлекающийся и увлеченный, он, скорбно и удивленно поднимает брови от несправедливости и великодушно пожимает плечами при мысли о своих непонятных недругах.

Его работы удивительны. Это мир самых меньших наших братьев, мир, увиденный в микроскоп и запечатленный во всем движении жизни. Ради того, чтобы мы поняли его красоту и почувствовали его сложность и ранимость. Это сочетание поразительных доподлинных красок, пойманных движений и взаимоотношений в этом мире. И все — вдумайтесь, как это сложно, — с живой (!) натуры, ибо если стрекоза умрет, у нее через несколько секунд потемнеют глаза. Впрочем, это надо видеть.

По сути проблемы Виктор Степанович распространяться не счел нужным — в письме же все написано.

Несколько его фраз из нашего разговора:

Школу было трудно создать. Организатор-то я, признаться, плохонький. Но когда надо для людей...

В Исилькуле остался заказник со шмелями. Придется наезжать.

Нет, какая обида? Если в Омске захотят сделать выставку, я — в любое время. Иначе это будет просто свинство с моей стороны. Я ведь омич, у меня вся жизнь там.

На днях из Академгородка пришло приглашение на Выставку произведений художника-анималиста Виктора Степановича Гребенникова. В числе работ — живопись, графика, научные и декоративные изображения, новые изобразительные техники. И приписка от Виктора Степановича: Выставка получилась непозволительно шикарной, большой, гораздо более полной, чем в Москве. Я рад и смущен. Жаль, что вы ее не застали. Ну, да ладно, невелика потеря. Врачи говорят — устал, в больницу лечь надо, подлечиться. Видимо, нервы.

Странные люди. От слова странствовать. Странствовать в неизведанное. Спасибо им за то, что они не обходят нас своими щедротами и берут с собой.

Э. Графов,

наш спец. корр.

Исилькуль — Омск — Новосибирск.

Жил-был художник. Э. Графов. Советская культура, 16.04.1976, №31 (4935), с.6. Фотокопия